Небо за стёклами [сборник] - Аркадий Миронович Минчковский

вход с передней площадки, устремился в хвост вагона. Главным было, чтобы она не увидела, что он сядет в троллейбус.

Но что это, почему не все входят в машину? Возле задних дверей происходила какая-то сутолока. Он услышал, как кондукторша объявляла:

— Граждане, вагон идет только до Штаба!.. Только до Главного штаба… Садитесь в следующий…

Пробившись через замешкавшихся, он все-таки успел ухватиться за поручень и вскочить в троллейбус.

— До Штаба только едем, — повторила кондукторша.

Ему не надо было брать билеты, и он прошел вперед. Внезапно сделалось жарко. Как-то незнакомо щемило в груди. Алексей подошел к кабине. Теперь перед ним была дверь, отделявшая водителя от пассажиров. Он видел руки Ани, державшие троллейбусную баранку. Дешевенькое колечко с синим камнем засветилось на одном из ее пальцев, отражая пробившийся сквозь облака в троллейбусное стекло солнечный луч. Ноги Ани в поношенных и, как всегда, старательно начищенных сапогах нажимали большие закругленные педали. Он испытывал чувство какого-то раньше неизвестного ему страха. Шли секунды, троллейбус неторопливо катил по уже начавшей оттаивать дороге. Впереди улицу не на месте собралась переходить какая-то пара. Он — в офицерской шинели. Она — в кожаном пальто и шапке-папахе. Аня дала сигнал. Молодые люди задержались возле тротуара.

Заметила ли она его? Должна была заметить. Перед ее глазами было зеркальце, позволявшее наблюдать за тем, что творилось в троллейбусе. Он продолжал стоять и следить за каждым ее движением. Видел носки ее сапог, коленки в серых чулках в резиночку — пальто внизу распахивалось, и юбка доходила лишь до коленок. Видел ее руки… Знакомые ее руки. И тут заметил, как вспыхнула ее до тех пор бледная щека. Она увидела его, узнала.

Алексей взялся за ручку дверцы. Дверца оказалась не запертой изнутри. Он повел ее влево и раздвинул. Теперь между ним и Аней не было никаких преград.

Именно в этот самый момент троллейбус затормозил на перекрестке и стал. За спиной Алексея столпились люди, собиравшиеся выходить у Литейного проспекта.

— Анюта! — позвал Алексей.

Она не обернулась, хотя сейчас могла бы, но, как ему показалось, щеки ее запылали ярче.

— Анюта, — повторил он, — это я.

— Затвори двери, — сдавленно сказала она, по-прежнему не оборачиваясь. Зажегся зеленый фонарь светофора. Аня нажала на педаль — троллейбус двинулся к остановке.

Пассажиры выходили на тротуар. Кондукторша громко сообщала, что троллейбус идет только до Штаба. Алексей продолжал стоять за спиной Ани.

Лишь тронулись с места, он снова взялся за скобу дверцы. Ведь Аня не заперла ее.

— Анюта, — повторил он. — Забудь. Я не могу без тебя… Ну куда ты подевалась, в самом деле!

Она не отвечала, но теперь не затворяла дверей. Он надеялся — сейчас будет перекресток у Аничкова моста и он успеет сказать ей все, что надо было сказать. Но мост, как нарочно, проскочили с ходу. Троллейбус уже приближался к Садовой улице.

— Анюта, а Анюта, вернись, — продолжал он. — Вернись, я человеком стану. Может быть, стал уже. Все, все теперь… Вернись, проверишь… Не могу без тебя.

За ним столпились те, кто выходил на Садовой. Алексей посторонился, пропуская пассажиров. Как он их сейчас ненавидел! Ведь говорят же людям, что не идет. Нет, лезут и лезут… Больше всего он боялся, что Аня сейчас возьмет и запрет двери. Но она не сделала этого, и, лишь поехали дальше, Алексею прибавилось смелости.

— У нас в квартире ремонт замыслили. Вот тебя только ждут, — неизвестно зачем выдумал он, снова заполнив собой узкий проем дверцы.

И тут увидел, как дрогнула зарозовевшая щека. Не оборачиваясь, Анька улыбнулась:

— Для того и искал меня?.. Послали новость сообщить?

Он было чуть не взорвался. Кто его пошлет! Такого не дождутся. Не знает его, что ли? Но тут же понял — она из озорства. Позлить его малость… И верно, уже перестала улыбаться. Тряхнула рассыпанными по спине волосами и совсем не смешливым тоном сказала:

— Врешь ты все. Не верю я тебе. Затвори двери.

— Не затворю. Не гони ты меня, бесчувственная… Я матери письмо написал. И про нас с тобой написал. Не могу без тебя, слышишь, Анька?!.

— Это я-то бесчувственная? Матери написал, что человеком стать собираешься? Напиши. Обмани и ее тоже.

— Морячок, а морячок! — закричала с хвоста кондукторша. — Ты чего там увлекся… С вожатым разговаривать не полагается. Выходить пора. Дальше не едем.

В этот самый момент, воспользовавшись короткой остановкой, Аня резко обернулась:

— Домой приду. Нужно мне домой все равно…

Но Алексей не слышал этих слов, не вникал в них. Он понимал одно: значит, придет, придет. Нужно ждать. Она велит ему ждать. Он дождется… Втиснулся грудью в кабину, только и спросил:

— Скоро?

Ответила:

— Не знаю. А теперь выходи. Ну, быстрее… Нельзя тут.

И раскрыла перед ним механические дверцы. Нарушая закон, раскрыла не на остановке троллейбуса.

Не скажи бы она последних слов, показалось бы, что гонит, не простила и не простит, а эти «нельзя тут», может быть, и не зачеркивали его объяснений…

Он выскочил на дорогу. Дверцы затворились, и троллейбус взял с места. Алексей стоял на дороге, глядя вслед машине. Через стекло на него, не понимая, с чего он тут вышел, удивленно смотрела кондукторша.

Выждав момент, он зашагал к тротуару. Солнце, освободившись от облаков, по-весеннему прогревало стены домов. На потускневшей, облупившейся краске кое-где еще бледнели трафареты: «…во время обстрела… сторона… опасна». Никто не обращал внимания на стершиеся слова. Люди не спешили, радуясь редкому солнцу. Лед на тротуарах подтаял, превратившись в слой грязноватой кашицы. Шагать можно было без предосторожностей.

В квартиру со своими захваченными наспех пожитками Аня вернулась на утро следующего дня. Ахнула, зайдя в кухню и увидев синеющий непросохшей побелкой потолок. Шел ремонт и в коридоре. Там на одной из стен были уже наклеены дешевые, в цветочек, обои.

Дома была одна Мария Кондратьевна. Встретила она девушку приветливо. Из любопытства спросила:

— Где же пропадала-то? Вроде редкого гостя у нас стала. Видишь, чего без тебя затеяли?

— Неудобно, что без меня, — сказала Аня. — Я и не знала. Я во всем буду участвовать. Нехорошо. Вы и мое, вижу, переносили.

— Э, да чего тут твоего-то… Много нажила? — рассмеялась старуха. — Я твое в стол сложила, на него газетку, и все. Новости у нас есть, Анна.

— А что? — насторожилась девушка.

— Газ будут проводить. Вон гляди, уже пометили, где плита. Две у нас поставят. Жарь, пеки…

Она умолкла, пережидая, пока Аня с интересом смотрела на непонятные знаки, начерченные на стене газопроводчиками. Потом старуха продолжала:

— И еще новое. На